Эти две недели мы прекрасно ладили — нас объединял страх перед неизвестностью и общий враг. И мы сблизились.

Мужчина, от взгляда которого закипает кровь, и тело дрожит в конвульсиях желания. Мужчина, который страстно целует и безумно сильно сжимает меня в своих объятиях, а потом уходит в свою спальню со словами «спокойной ночи». Как к нему относиться? Как он относится ко мне? Что это, дружба и чувство вины, или все же что-то большее?

— Я совсем не прочь, чтобы ты там посидела.

Я замялась, не зная, что ответить.

— Ладно, потом поговорим.

Мотор взревел, и машина резко дернулась с места. Я развернулась и пошла. Утро было безнадежно испорчено. Может именно поэтому я не замечала любопытных взглядов, которыми меня провожали сотрудники, поэтому была слишком холодна, что не позволяло уж больно любопытным под прикрытием сочувствия задавать неуместные вопросы.

В пять вечера на парковке перед зданием меня ждал темно синий внедорожник. Сердце ускорило удары. Почему-то его присутствие всегда вызывало трепет. Подошла к машине с твердым намерением отказаться от его дальнейшей помощи. Не хочу дружеской поддержки и сочувствия, а любви требовать не могу. Свой прошлый грех он уже искупил, ни к чему раскаяния, я уже давно простила.

Почему он вспылил сегодня утром? Мне этот вопрос весь день не давал покоя. Почему его расстроило мое желание переехать? Это банальна мужская гордость и желание принимать решения самому или что-то большее?

— Садись красавица, прокатимся.

И как на это предложение ответить отказом? Сердце замирает при виде одной его улыбки, руки насильно сжимаю в кулаки, чтобы не позволить себе лишнего. Не потянуться на встречу, не коснуться…

— Петя, спасибо тебе большое. Ты меня здорово выручил, но дальше я сама. Не стоит злоупотреблять твоим благородством.

— Марина, я уже приехал, и отсылая меня назад, ты больше злоупотребишь моим благородством.

— И все же я лучше на автобусе.

— Не заставляй меня тащиться через весь город позади твоего автобуса. Садись, нам есть о чем поговорить.

— Что-то случилось?

Отбросив свой благородный отказ от его помощи, с любопытством и немного страхом села в машину. Почему страхом? В последнее время меня новости не особо радовали.

За окном мелькали разноцветные вывески и рекламы, заманивающие клиентов. Они сверкали разноцветными огнями, но в свете дня все это казалось бледновато. Через несколько часов, когда опустятся сумерки, краски станут ярче, и город заживет ночной жизнью.

— О чем ты хотел поговорить?

Я оторвалась от пейзажа за окном и посмотрела на управляющего автомобилем мужчину.

— Марина, думаю, тебе пока что не стоит съезжать от меня.

— Почему?

Петя не спешил посвящать меня в свои размышления. Он смотрел впереди себя, делая вид, что полностью сосредоточен на управлении машиной. Я видела, что его что-то тревожит, но чистую правду мне, скорее всего, никто не скажет.

— Егор что-то темнит. Он до сих пор не сознался в содеянном, хоть все факты против него.

— И что с этого? Ты думаешь, его выпустят и он будет мне мстить?

— Никто его не выпустит. — Он сказал это с такой уверенностью, что все мои страхи по этому поводу развеялись. — Просто ему мог кто-то помогать. Я не говорю, что это так, но вероятность существует, поэтому лучше бы ты пока пожила у меня.

— Существует такая же вероятность, что я буду переходить дорогу и попаду под колеса автомобиля. Ты от всего меня не убережешь. Да и не стоит пытаться. Уже не маленькая, жила как-то до этого времени, со всем справлялась, и впредь постараюсь так же.

— Марина, ты не понимаешь…

— Чего?

Как я ждала от него тех слов. Простые три слова. Нет не признания в любви, хотя и их безумно желала услышать. Сейчас же хотела просто знать, что нужна ему. Я нужна. И причина не в угрозе моей жизни, не в чрезмерной опеке вызванной чувством вины. Причина в том, что я ему нужна. Еще месяц назад он был другим. Более настойчивым, требовательным. Меня это раздражало, злило, но, тем не менее, я чувствовала себя превосходно.

Как много женщине дает ощущение, того что она желанна! Знать, что кто-то тебя хочет — это окрыляет. Что же случилось теперь?

Одни сомнения. Я сомневаюсь в себе. Укоряю себя за отказ. Там в кабинете, тогда когда зашла к нему возмущаться после собрания. Он назвал меня своей женщиной, а я дико возмущалась, сейчас бы многое отдала, чтобы повернуть время вспять. После того дня все поменялось. Сама пылаю, а в ответ вижу только заботу и дружеское участие.

В голове полная неразбериха. Зачем тогда он меня целует? Что все это значит? Да и его поцелуи — они другие. Больше нет несдержанности и порыва, только нежность и ласка. Не спорю, мне это нравиться, но почему-то после таких поцелуев чувствую себя обманутой. Как будто мне чего-то недодали, обделили.

Я уже грешным делом подумывала предъявить ему претензии. Но как это будет выглядеть? «Дорогой мой, не издевайся — трахни меня, наконец!». Такими фразами женщины не разбрасываются, приличные женщины, по крайней мере. А я себя считала таковой.

Ответа мне так и не последовало.

Мы приехали, поднялись в квартиру.

— Кофе будешь?

Мне в ответ последовал кивок головы. Мужчина был занят осмотром моего жилища. По сравнению с его хоромами, мое казалось достаточно скромненьким, но чистым и уютным. Да и прибрано у меня всегда, разве что кроме конкретно этого случая. Я уже и забыла как в последний раз покидала свою квартиру. Переступив через разбросанную впопыхах обувь пошла на кухню. Надеюсь, у меня там остались запасы кофе, поскольку единственное, чем я питалась последние три дня пребывания здесь, был именно этот напиток.

Кофе осталось еще пол банки, а съестного к нему не оказалось. Да и рискнула бы я, есть пиченюшки двухнедельной давности, если бы они остались? Почему я совсем забыла заехать в супермаркет? Ясно почему, всю дорогу пыталась отключиться от этого жуткого напряжения, которое вызывало его присутствие. Он как единственная конфетка в вазочке, стоит, манит, соблазняет, но протянуть руку и взять до жути стыдно и неловко.

— Марина, ты уже решила, что тебе нужно взять с собой?

Когда Петя зашел на кухню даже не заметила. Развернулась, он стоял на расстоянии вытянутой руки. Так близко и почему-то слишком далеко. Нет смысла поднимать руку и дотрагиваться все равно к нему не прикоснусь. Сдержанный серьезный, даже когда улыбается и шутит, чувствую барьер между нами.

— Зачем? Я остаюсь здесь.

— Я же тебе все объяснил, это пока опасно.

— А потом? Что будет потом Петя? Когда я привыкну к тебе до такой степени, что не хватит никакой гордости уйти? Ты меня выгонишь сам, когда наиграешься в благородство?

— О чем ты?

— Ты мне достаточно помог, я не могу больше так. Для меня это больше чем дружеское участие и простое влечение. Я и тогда, семь лет назад не из-за глупых детских капризов пыталась привлечь твое внимание — я любила. Это больно, очень больно! Ты даешь надежду, ты приближаешься, а что будет потом? Я больше не смогу собрать себя по частям. У меня больше не хватит сил. Лучше уйди сейчас.

Я опустила голову. Просто не хватило смелости смотреть в его глаза. Видеть там непонимание и удивление, видеть там чувство вины, за то, что не в силах дать мне то, чего я хочу. Это больно. Пусть он останется в моей памяти не таким. Жить без надежды очень сложно. Я дорисую картинку сама, потом долгими одинокими ночами я буду жить светлыми воспоминаниями о нем любящем, о нем желающем меня и только меня. А сейчас пусть уйдет.

Моего подбородка коснулась рука. Лицо медленно поднималось вверх, а взгляд все так же был устремлен в пол.

— Посмотри на меня.

Как некстати это смущение! Вздрагивая ресницами, все же посмотрела ему в глаза.

— Почему ты решила, что это благородство. Я не рыцарь, и готов защищать только то, что считаю своим. Ты моя, только моя, и никуда тебе от меня не деться.

Мой рот самопроизвольно открылся в удивлении. Хотела задать множество вопросов, но ни один не смог сформулироваться во что-то более-менее связное.