— Почему?

— Что почему? Почему так себя вел? Ты ведь сама не хотела другого. Мои слишком резкие порывы воспринимала в штыки. Решил выждать, когда ты сама поймешь, что хочешь меня. Как видишь это более действенный метод.

Он склонился ко мне совсем близко, дыхание ласкало мою кожу, вызывая трепет и замирание сердца. Еще миллиметрик до касания, еще совсем чуть-чуть. Но Петя не спешил преодолевать это расстояние, не спешил касаться моих губ поцелуем. Это должен быть мой шаг на встречу, мое желание, а не его принуждение.

И мне бы возмутиться, оттолкнуть его и показать, насколько я возмущенна его поведением. Как сильно злюсь, что он так тонко со мной играл, но… Но я не смогла. Он слишком дорог мне, слишком важен, чтобы распыляться на такие мелочи как возмущение.

Я коснулась его губ. Робкое прикосновение, совсем невинное, но оно значило для нас двоих на много больше всего того, что между нами уже было. Чистый лист, с которого должно начаться что-то светлое, нежное, вечное…

Одно движение на встречу, одно касание и взрыв сносящий голову напрочь. Как долго я этого хотела, сама себе не отдавая отчета? Как долго просыпалась ночью вся в поту от совсем не детских снов? Там всегда был он, только он. Такой же, как сейчас передо мной — жаждущий, желающий меня, только меня одну.

Петр.

Это было сильнее меня. Сильнее всех тех рамок, в которые себя поставил, сильнее клятв которые давал. Невыносимо, нестерпимо, до боли, до скрежета зубов хотел ее. Стиснуть, прижать, покорить. Столько времени хотеть, тайно наблюдать издали и только мечтать. Мечтать о том, что когда-то будет моей. Будет стонать подо мной, не от боли — от наслаждения.

Две последние недели были не лучше пыток ада. Касаться, сжимать в объятиях, целовать… Видеть ее встречный порыв и не сорваться, не пойти до конца. Мучительно останавливаться, когда уже на грани, слышать ее стоны, видеть в глазах всплеск желания и отрываться от сладких губ. Два коротких слова «спокойной ночи» мне давались с невероятным трудом. Ставшие вдруг слишком узкие брюки причиняли муки, а я сквозь скрежет зубов пытался мило улыбнуться.

Сколько нужно терпеть? Кто мне скажет, когда будет конец этим мукам? Удар кулаком в подушку не приносящий за собой никакого шума и никакой разрядки тоже. Черт! Черт! Черт!

Чего я жду? Не знаю. Может какого-то знака, что она не убежит, не испугается и что хуже всего не замкнется в себе. Устал наступать на одни и те же грабли.

И сейчас касаясь ее тела, сжимая податливую и сгорающую от нетерпения, тонул в ее аромате. Это казалось до такой степени невероятно, что просто не мог поверить в эту реальность. Чувствовал себя зеленным юнцом, во время первого секса. Боялся коснуться и сразу же кончить.

Она сводила с ума. Вздохи стоны казались музыкой, а меленькие пальчики, прикасаясь ко мне, оставляли раскаленные следы. Я еще ни разу, никогда в жизни не хотел так сильно женщину.

Столь долгожданный подарок судьбы. Хотел, чтобы все это произошло в другом месте, как-то более романтично. Ведь женщины любят подобную дребедень. Большие розовые постели с балдахином, лепестки роз… Но все случилось именно здесь и сейчас, и я просто не могу отказаться от этого.

Сжал ее бедра не хуже тисков, наслаждаясь упругостью кожи. Где-то на задворках сознания понимал, что на завтра останутся следы, но сейчас это не волновало. Она пахла желанием, ее дыхание было пропитано чем-то особенным, чем-то волнующим и сворящим с ума. Все здравые мысли были отброшены. Руки стискивали долгожданный подарок судьбы и не на мгновение не хотели отпускать свое сокровище.

Подтянул ее строгую юбку вверх, провел ладонью по гладкому чулку, еще больше заводясь. Кто только придумал все эти штучки? Руки коснулись резинки чулков, даже не пытался их снять — так на много лучше. Сжимал бедра с безумной силой, поднимаясь вверх к самому сокровенному. Губы исследовали шею, целуя ее и вдыхая не повторный аромат. Поцелуи граничили с укусами, но она не боялась, не вырывалась, она стонала и выгибалась, еще больше подставляясь под мои ласки. Никогда не замечал за собой дикости, но сейчас захотелось укусить, заклеймить — показать всему миру, что МОЯ. Только моя и ничья больше.

Касался, ласкал, исследовал. С безумной дикостью, с порывом. Торопясь, боясь не успеть, пропустить даже маленький участок кожи, обделить его вниманием. Легкий рывок и маленькие жемчужные пуговицы бусинками рассыпались по полу, выбивая странную дробь. Оттянул и опустил лифчик, не желая сражаться с застежкой. Взору открылись два идеальные полушария. Руки тут же накрыли их, желая удостовериться, что это не оптическая иллюзия, что это реальность. Моим касаниям вторил ее стон.

Пробрался под трусики, сжимая в ладонях две упругие сочные половинки ее попы. Сжал их сильнее и слегка растянул, она громче простонала. Моя девочка! Сходил с ума, желая отыметь ее всю во все дырочки и сейчас же. Боюсь, узнай она, что сейчас твориться у меня в голове, с криком убегала бы не оборачиваясь.

Стон, еще один, какая сладкая музыка! Оторвался от ее шеи и впился в губы, слегка подсаживая на столешницу кухонного стола. Юбка бесцельно болталась на талии, а трусики жутко мешали. Толкнулся в нее, касаясь болезненным стояком промежности. Тело толкалось на интуитивном уровне, даже понимая, что сквозь ее трусики и свои брюки пробраться в долгожданный плен еще не могу.

Рванулся к ширинке, желая побыстрее ко всем чертям сорвать эти долбанные тряпки. Пряжка ремня с грохотом упала на кафельный пол, молнию дернул вниз. Приспустил брюки и белье, высвобождая член и не желая больше ни секунды времени тратить на полное раздевание. Долгожданная свобода! Руки метнулись к ее трусикам, схватив двумя руками тонкую ткань, разорвал ее, не желая ни на минуту оттягивать удовольствие.

Пальцы коснулись влажных складочек. Нежно, едва касаясь, провел по ним, поглаживая лаская. Мой дикий порыв усмирился сам собой, едва я ощутил ее такую жаждущую и желанную совсем доступную на своих пальцах. Рука сама собой потянулась к губам — коснулся языком, вдохнул аромат — какая же она сладкая!

— Моя девочка! Моя!

— Твоя. — Вторил мне ее голос. Томный, хриплый — звучавший лучшей музыкой на всем белом свете.

Больше не было сил оттягивать это безумие — толкнулся и с рыком ворвался в долгожданную податливую плоть. Решил остановиться хоть на мгновение, ведь ей нужно время ко мне привыкнуть. Ее толчок на встречу…. Да какое на хрен время?!

И я сорвался, слетел с катушек. Подхватил руками под ноги, заставив забросить их мне на талию, впился пальцами в сочную попку и больше не сдерживаясь врывался в нее со всей силы. Она стонала, толкалась на встречу, впивалась ногтями в мои плечи, но не от боли — от полноты ощущений. В затуманенном страстью и желанием взгляде видна была не боль, а наслаждение.

Вскрик, режущий слух не хуже ножа, острые ноготки впились в предплечья, пуская мою кровь. Но я не ощущал боли. И спазм там внутри, не позволяющий сдерживаться больше не мгновения. Я взорвался вслед за ней, не думая о последствиях, не желая выходить с теплого нежного плена. Где-то на задворках сознания знал — если забеременеет, буду рад этому.

Безумие проходило, и вместе с этим появился страх — не оттолкнет ли в очередной раз?

Глава 20

При ясном небе гром,

Случается такое,

Хоть синева кругом,

Вас посещает горе

Вот молния ножом

Проходит через сердце

И дождик льет со злом,

Куда-то делось солнце…

Юрий Милов.

Марина

Состояние полной прострации. Я не помню, чтобы мне когда-то было так хорошо и настолько все параллельно. Сейчас бы лечь в постель, но главное не выпускать этого мужчину из объятий.

Он потерся легкой дневной щетиной где-то в области шеи в стократ увеличивая и до того высокую чувствительность этой зоны. Передернула плечами, потянулась как кошка и улыбнулась.